Сева плёлся в самом хвосте экскурсионной группы и громко зевал. Где это видано, чтобы в музеи по воскресеньям водили, в законный выходной... Ещё и телефон на входе отобрали. Скукота. Ладно бы дворец какой показывали, так нет — избу крестьянскую. Чего интересного? Стол да лавки. Вот печь ещё. Огромная.Сева даже присвистнул, охватив взглядом её масштабы. О, а в печке кто-то есть.
Он пригляделся, — на него таращился чёрный кот.
— Кис-кис-кис, — шагнул Сева в сторону печки, но тут же был дёрнут за рукав учительницей.
Экскурсовод в это время тоже повернулась туда:
— А это, ребята, главное, что было в доме. Без печи — и изба не изба. Всё на ней держалось: и обогреть, и приготовить, и полечить.
Шумная толпа школьников приблизилась к белоснежной громадине. Сидевший внутри кот оскалился, выгнулся дугой, шерсть на загривке дыбом встала.
Ребята отскочили в сторону.
— Это — Егор Егорыч, главный ценитель и хранитель печки, — пояснила экскурсовод. — Раньше молча под шестком сидел, пока экскурсия шла. А однажды один умник решил печь растопить, да чуть весь музей не спалил, — вот с тех пор Егор Егорыч никого и близко не подпускает.
— А если его просто выгнать? — поинтересовался Сева, косо поглядывая на ощетинившегося кота.
Экскурсовод засмеялась:
— Просто да непросто. Сколько раз пытались, да так спрячется, словно и нет его. Жаль, говорить не умеет, а то сам бы поведал о секретах, что печка хранит.
Ребята зашушукались:
— Секреты?
— Конечно. Пойдёмте в горницу. Я вам там устройство печи на макете покажу.
Вся группа плавно перетекла в соседнюю комнату. Остался только Сева — очень уж он заинтересовался необычным котом, что-то было в нём не так.
Кот уже успокоился и чинно восседал на шестке, продолжая смотреть на Севу. И вдруг спросил:
— Ну, долго будешь в гляделки играть?
Сева открыл рот, но от удивления слова потерялись.
— Ходют тут целыми днями, ходют. Как будто у меня своих дел нет, — продолжил кот.
Сева пошарил по карманам — надо срочно снять говорящего кота, а то ведь никто не поверит. Но телефона, как назло, не было.
— Ну, чего-сь тебе надо? Иди к своим, — кивнул кот в сторону горницы.
— Ты говорящий? — наконец выдавил из себя Сева.
— Допустим.
— А давно здесь живёшь?
— Почитай уж два столетия с четвертью. С самого основания. Это ведь сейчас изба музеем работает, а раньше настоящим домом была.
Сева не знал, что и ответить, только хлопал глазами.
— Да и не кот я вовсе, — мурлыкнул Егор Егорыч и обратился в маленького старичка с пышной бородой и чумазым лицом.
— А кто же? — прошептал Сева.
— Домовой тутошний. А ты?
— А я Сева.
— Всеволод значит. Всем владеющий, — Егор Егорыч гулко вздохнул. — Первого хозяина так величали. Хороший мужик был, хозяйственный. Вон какую справную избу построил — на века. Да и печь сам поставил — знатным мастером был, все секреты знал.
— Расскажешь?
— Вот ещё, всяким мальчишкам тайны раскрывать.
— А ты не тайны, а что-нибудь из своей домовеночьей жизни, — попросил Сева.
— Так уж и быть, — смилостивился, Егор Егорыч. — Давно ни с кем не разговаривал.
Старичок пригладил бороду и приступил к рассказу:
— Вот, значит, мои владения, — показал он на печку. — Раньше-то я за всем хозяйством смотрел, где какой непорядок — сразу хозяину сообщал — то тут постучу, то там что уроню, — а он понятливый был, исправлял. И за детками малыми смотрел, чтобы беды не сделали, и за животными. А теперича нет во мне нужды, никто меня не слушает. Вот и живу у печки, далеко не отхожу.
— А не жарко в печке-то? — поинтересовался Сева.
— Так, я разве в печке, — засмеялся домовой. — Вот тут, — похлопал он место, где сидел, — шесток. Почитай, как прихожая, и тепло, и светло. Хозяйки еду здесь готовую оставляли, чтоб не стыла раньше времени. А сам жар-то вон там, — приоткрыл он железную полукруглую дверцу, — за заслонкой. Горнилом зовётся, а основание — подом. Затопит, бывало, хозяйка печь, а сама суетится — стряпает, успеть надо всё подготовить, пока огонь горит. Потом угли по сторонам загребёт в горнушки и на место огня, на под-то чугунки да миски ставит с кашей, со щами, караваи печёт, а по праздникам пироги.
— Далеко же, обожжёшься, — заглянул Сева вглубь печи.
— Эх, молодёжь, — вздохнул Егор Егорыч и спрыгнул вниз. — Для того специальные приспособления есть, вот под шестком хранятся. Смотри, это чугунок, это ухват, — домовой вытащил из-под печки пузатую кастрюлю без ручек и длинную палку с рогатулиной на конце. — Вот как ловко друг к другу подходят, — продемонстрировал он. — Это кочерга — угли загребать. А это лопата — хлеб в печь сажать.
Сева засмеялся:
— Как будто у Бабы-Яги, чтобы детей в печь засовывать.
— Так и есть, — подмигнул Егор Егорыч, — на старуху-то зря ведь клевещут. Сказки всё это — не ела она детей, а лечила.
— В печи? — удивился Сева.
— В ней родимой. Вот родится дитя слабенькое, так его в тесто, али в рубаху материнскую заворачивали, на лопату сажали, да в печь допекать ставили. Богатырями потом да красавцами писаными становились.
— И как не зажарились, — испугался Сева.
— Да что ты, не в костёр ведь сажали, а в тепло, считай, как в баню. Деток завсегда там мыли. Да и взрослые любили попариться.
Сева был впечатлён. Ему представилось, что он перенёсся в то самое время, когда ещё не было электричества, ванны, микроволновки…
— А что ещё делали с печкой? — Он вдруг понял, что это сооружение и впрямь великое изобретение, тайн хранит действительно немало.
— С наскоку и не расскажешь, — почесал бороду Егор Егорыч. — Ты лучше ещё приходи, самовар согрею, посидим, потолкуем. И про печку покумекаем, и про голбец, и про полати, куда-сь ездют на кривой лопате, — засмеялся старичок. Только лучше на буднях, а то взяли моду по воскресеньям шастать, порядочным домовым отдохнуть не дают, — сказал Егор Егорыч и, заняв место на шестке, снова превратился в кота.
— Сева, вот ты где, — выглянула учительница из другой комнаты. — Опять всё прослушал! Придётся тебе ещё раз приходить, или двойку по истории поставлю! Выбирай.
— Выбираю ещё раз, — сказал Сева и подмигнул коту.