Утром я обнаружила пропажу. У мужа есть любимая ложка, которую он выпросил лет тридцать назад у одноклассницы, трофейная столовая немецкая, без клейма и украшений. И я всегда боялась эту ложку потерять. А сегодня она исчезла.
По нынешним временам, и вообще, когда что-то у меня идет не так, и перестаю чувствовать себя хозяйкой моего пространства и времени, я иду на работу и начинаю делать самую невыносимо скучную рутину: я начинаю сверять фонд. У меня много всяких занятий и профессий, я сама так все в своем мире устроила, но самая основное, мое служение, мои карма и призвание, кара и жертва, моя свобода и мое рабство: я хранитель библиотечного фонда, с восемнадцатого века собирались здесь книги, разных переплетов, размеров, с тиснением и без. Дорогая бумага энциклопедий, рассыпающиеся странички времен революций, роскошные рисунки французского Art nouveau, любимые издания Academia двадцатых годов прошлого уже века, с изысканными шрифтами и богатыми иллюстрациями классической литературы – мой мир. Много поколений хранителей до меня собирали, описывали, пересчитывали драгоценные тома. И спросите любого хранителя, он, возможно, постесняется, но внутренне согласится со мной: со временем ты чувствуешь себя хозяином всех этих охраняемых сокровищ.
Одну за одной я снимаю книги с полки, нахожу карточку в каталоге, делаю пометку, с любопытством рассматриваю отметки моих предшественников. Следы библиотек Здобнова, Венгерова, дары ученых, автографы на титульных листах. Едва закончив сверять, можно начинать сначала, этот путь всегда открыт, здесь нельзя, однажды начав, закончить.
Когда-то попав сюда, в это пространство бесконечных полок, поворотов, помещений, словно укушенная предыдущим хранителем, со временем я становилась ключом ко всем знаниям, тем самым каталогом всех каталогов. Когда-нибудь я останусь здесь навсегда.
Я замедляюсь и начинаю читать. Я проваливаюсь как Алиса в нору. Бесконечное количество раз переживаю Медею, помогающую Ясону, я знаю, чем закончится их любовь, но раз за разом следую за ними. Я знала, что города падут, так же как его обитатели, и оборонялась вместе с ними. Я оплакивала Богов, принесших себя в жертву, чтобы воскреснуть. Я находила священный Грааль и каждый раз теряла его, иначе зачем он нужен, если не для новых экспедиций.
К реальности меня возвращает приближающееся шлепанье подошв. Я знаю, кто так ходит, стараясь ходить бесшумно, умудряется производить шум; придерживая дверь, она отпускает ее в последний момент, и, конечно, оглушительно хлопает. Анна чуть глуховата, но не признается в этом; у нее близорукость, но она не носит очков, проблемы с памятью, она повторяет одни и те же истории, истории не свои, а чьих-то племянниц и племянников. Наслушавшись и начитавшись советов модных стилистов, она подчеркивает тонким пояском несуществующую талию, поясок съезжает выше, под грудь. Одарив Анну бурбонским профилем, природа будто устала, и все остальные черты лица получились мелкими и невыразительными.
Я боюсь Анну. Сначала меня просто раздражали ее суетливость и забота, переходящая в назойливость. Потом я поняла, что эта безобидная в общем женщина всегда приносит дурные вести. Ее нельзя назвать Пифией. Она собирает все новости и сплетни, она переживает войны, эпидемии и потери гораздо раньше, чем они случаются; всегда в осажденном городе и ждет самого плохого; встреча с ней как дурной знак. Анна все теряет: начинала с пропажи файлов и фотографий, теперь теряет время и повторяет это каждый день: “Ах, а я и не заметила, как прошло время!”
Я все же выхожу из полутьмы. Приветливо, но не слишком, чтобы не завязалась беседа, спрашиваю, что привело ее в хранение. Конечно, не может найти книгу. Нахожу пропажу прямо перед ее римским носом. Извинившись, прерываю ее благодарности и комплименты.
– Но какой ужас! – начинает она. Сейчас она начнет пересказывать новости. Я, стараясь не попасться в капкан жалости, делаю шаг назад, чтобы черная дыра чужого страха не поглотила меня. Она продолжает. –
Я не смотрю телевизор, только фоном…
Я уже резко прерываю:
– Попробуйте фоном тишину, Анна, очень полезно. Книга нашлась, и хорошо. А у меня сверка.
Я ухожу, злюсь на себя, что сорвалась на невинную одинокую женщину, раздражена, обещаю, что в следующий раз буду добрее.
Боже мой, ложка, я так и не знаю, где она.
Маленькой Гестией вечером я возвратилась в родной дом. И вдруг поняла, что мир мой рушится. Из-за ложки. Что-то хранилось, любилось, и потерялось. Что та ложка в сравнении с миром? Слезы текли нескончаемым потоком, я не сдерживала их. Муж, целуя в пробор волос, вытирая мне глаза, утешал:
– Ну, что ты. Глупость какая. Купим мы ложку.
– Такой больше нет.
Несколько странных звонков, сообщений, встреча в условленных времени и месте, процесс напоминал сюжет детективного романа, и я купила замену пропаже на антикварном сайте. Мой мир был восстановлен.